Круг 1.

Круг 1. Новороссийск.
Я не жаворонок. Полшестого утра, я проснулся от того, что поезд стал терять скорость. Изменение ситуации - и просыпаешься. Наверное, это от нервов, все болезни от нервов. Можно ли пробужденье при торможении поезда считать болезнью? Надеюсь, нет.
Вокзал Новороссийска показался в сером мраке раннего утра, я пытался определить сколько секунд осталось до остановки поезда у перрона, того самого перрона, на котором за последние восемь лет каждый год в августе я выгружал из поезда свой рюкзак. Только год пропущен - один раз я не решал в последнюю секунду окончательно, как поеду - тачка от вокзала, тачка от автовокзала или автобус от автовокзала. Тачка от автовокзала стоит почти вдвое дешевле, хотя ехать до него на троллейбусе всего несколько остановок. Хозяева машин и их хозяева зарабатывают на человеческой лени.
Эти мысли проносились в сонной голове, пока тело, несущее ее, переползало с рюкзаком и огромным тюком поролона через рельсы первого пути. Самая главная в этот миг мысль пришла и нагло вытеснила остальные - захотелось есть. Еда, чтобы ни говорили - основа жизни и второе после секса дарованное природой наслаждение. Один раз мы провели эксперимент - поймали ночную белку - соньку, и посадили в пластмассовую бутыль. Мы не живодеры и перед операцией наделали в бутыли множество вентиляционных отверстий. Соня пометалась, каким-то образом выбрала подходящую дыру и с остервенелой ненавистью к бутыли, несвободе и нескольким здоровым мужикам, принялась ее разгрызать. Тогда в бутыль была подсунута хлебная корка. У сони наступил ступор, маленький компьютер в ее голове принялся решать, что для нее сейчас важнее - свобода или еда. Потребовалось пару минут, чтобы сонька определила, что раз еда есть, то можно и поесть, а потом заняться бутылкой. Может быть все было еще проще - сонька была голодна и голод чисто вегетативно победил. Я не биолог, мне судить трудно. Как бы то ни было, но полупьяный бывший системный программист решил, что голова соньки работает на пониженной тактовой частоте. У меня в это утро, после поезда, где в соседнем купе ехала бригада мальчиков из музыкального отряда, тоже частота была понижена, я не стал принимать сложных решений и прошел по вокзалу в поисках места, где можно просто пожевать.
Вокзал был во вполне характерном для красного пояса России состоянии. Ларьки, стоявшие ранее на площадке для отдыха, отсутствовали. Заметной рекламы, светящихся надписей, играющей музыки - ничего нет, ничего не изменилось в сторону биения ключом коммерческой жизни. Единственный ларек в зале ожидания и тот оказался закрытым. Разумеется закрыт и ресторан. В общем не вокзал, а такая маленькая серость. Это парадокс Новороссийска - один из двух крупнейших портов России, через который народные массы проезжают в Геленджик и Анапу, имеет маленький вокзальчик с единственным залом ожидания размером со средний магазин, в нем есть два ларька - со спиртным и канцелярский, две железнодорожные кассы, два неработающих междугородних телефона и один грустный игровой автомат. Вокзальчик зажат между железнодорожными путями и громадными элеваторами, с ними соседствует непонятного назначения кирпичное здание, имеющее вечно закопченные железные конструкции на крыше. В общем, вокзал с окружением как бы говорят - вы приехали в город-герой, где люди совершают геройские поступки на благодатной ниве труда и садитесь поскорее на свои автобусы и уезжайте в Геленджики с Анапами и не расстраивайте геройски работающих.
Городом-героем Новороссийск сделал Брежнев. Человек, который во время второй мировой служил в этих местах полковником, а потом стал главой крупнейшей в мире клановой организации - генеральным секретарем КПСС. Здесь же он был простым офицером, судя по всему штабным, сидел в окопах, кем-то командовал, кому-то подчинялся. Когда добился соответствующего положения, то решил, что стоит дать геройское звание городу, рядом с которым происходило безусловно важное для войны сражение - высадка десанта на Малую землю и бой в Новороссийске. Хотя, это был такой же эпизод войны, каких произошло множество, однако же разрывы снарядов и атаки так повлияли на Леонида Ильича, что он запомнил их на всю жизнь и мучился угрызениями совести, наверное по поводу того, что в эти самые атаки не ходил, а если и ходил, то вторых рядах. О его окопной жизни можно было понять из книжки, которую Брежнев якобы написал в середине восьмидесятых. Кто за него на самом деле это совершил, мало кто может сказать. Книжка толщиною со школьную тетрадь печаталась на лучшей бумаге скорее всего в Финляндии и была обязательна для изучения во всех учебных заведениях. Ее красно-белая обложка мелькала в каждом книжном магазине и в каждом ларьке. Государство получало огромные денежные доходы от ее продажи, поскольку все шло к тому, что книга будет приравнена к цитатнику Мао Цзе Дуна. Потом появились еще две аналогичные - о целине и о возрождении. Их навязанная популярность была, разумеется, огромна. Все происходило просто замечательно, да вот беда - Брежнев таки умер. Правил страной пару десятков лет и оставил после себя сонный недоразвитый социализм, город-герой, память о картонной колбасе и громадных бровях. Можно только надеяться, что Бог простил его, и он не переворачивается в аду, когда здесь внизу изредка вспоминают о нем анекдот. Война - худшее из человеческих отношений, на второй мировой погибло множество наших и не наших, все они равны перед Богом. Было множество сражений, с не меньшей человеческой доблестью, честью и самоотверженностью. Но Новороссийску повезло - в его окопах сидел будущий генеральный секретарь. И, по всей видимости, к старости в его памятниковой душе что-то шевельнулось, и было с радостью использовано советским государством для очередного массового гипноза.
В этом городе нет особых достопримечательностей, если под ними подразумевать что-либо, настраивающее на сильные возвышенные мысли или чувства. Если быть точным, то под достопримечательностями можно понимать и места, вызывающие ощущения сильной неприязни, из которых хочется побыстрее смыться и которые запоминаешь даже против своего желания. Достопримечательности со знаком минус. Таким в Новороссийске является зрелище цементных заводов, открывающееся с городской набережной порта. Десятилетия из гор, на которых стоят заводы, и из соседних гор, делают цемент. Никакой растительности не осталось, заводы окружены горами цементного цвета, здания сами изготовлены из этого же цемента и такие же трубы испускают цементный дым. Полный сюрреализм этого всего достигается, когда небо затягивается соответствующими тучами. Стоишь среди зеленых деревьев, рядом с пивными ларьками и, будто смотришь на будущее планеты, отделенное от тебя рекой времени, роль которой выполняет Цемесская бухта. Хочется срочно позвонить в Гринпис.
А вообще-то город довольно приветливый по людям. Один раз я садился в троллейбус с очень тяжелым и неудобным рюкзаком, в две трети моего роста, так мне даже слегка помогли, чего в родном Ростове в принципе быть не может. Причем не было заметно, что это делается ради того, чтобы троллейбус побыстрее отправился, по возгласу мужика "Эй, славянин!" я решил, что ему действительно небезразлично смотреть как молодой человек втискивает в троллейбус рюкзак размером почти с себя. В то время я был весьма худ. Правда, тут же вспомнился эпизод, когда хорошее впечатление о новороссийцах было омрачено. Мы возвращались с программистской конференции с базы отдыха "Моряк", что в пятидесяти километрах от города, за Дюрсо. Вещи были сложены в камере хранения на жеде-вокзале, билеты имелись. До поезда вполне прилично есть времени и почему бы это благородным системщикам не назюзюкаться местным вкусным пивом? Исследование железнодорожного пространства показало его, то есть пива, отсутствие и мы отправились на автовокзал. Пиво нашли отменное, хоть и бутылочное, его было много, много вяленной рыбы, трепа, анекдотов и программистских разговоров. С нами пили две молодые девчонки, которых мы еще в "Моряке" методом прямого спаивания спасли из лап команды экстрасенсов сектантского типа. С девчонками мы целовались прямо в пивной, кажется кто-то кого-то фотографировал. Мы пели: - "У самого синего моря... Со мною ты рядом со мною!..." и подпрыгивая топали двумя ногами дважды. Видели бы заказчики электронной почты, как ее директор подпрыгивал под ручку со своим системщиком. После всего, за полчаса до поезда, веселая компания отправилась пешком на вокзал, по дороге я подарил одной из девчонок кепку-американку со сломанным козырьком. Через несколько секунд обнаружил, что в руках нет кулька. Из важного в нем были билет, командировочное удостоверение и пропуск в здание Северокавказской железной дороги. До поезда двадцать пять минут, мы ушли недалеко, я развернулся и побежал к пивной. После трех литров пива бежать очень нелегко, даже если отлив несколько раз произведен. В пивной на стук открыли, разумеется толстая продавщица сначала сказала, что кулек не приносили, потом стала спрашивать у меня его содержимое, на что я назвал свои данные из командировочного, но она не соизволила проверять. Несколько пацанов и бомжиха наблюдали, пытаясь давать советы. Она очевидно хотела деньги, а они уже были оставлены у нее в качестве платы за пиво. Я немного пожалел о банке консервов и о фонарике, бывших в кульке, пообещал вернуться и опять же бегом отправился на троллейбус до вокзала. До поезда оставалось пятнадцать минут, будь у меня еще время, я бы кулек обратно вытряс. Наши заняли мне на билет, поезд уходил полупустой, поэтому я ехал в том же вагоне. Командировочное и пропуск на работе не вызвали скандала, и напрасно, потому что директор тихо взял их утерю на заметку, что отрицательно повлияло на мой имидж.
Я обошел пустой вокзал и завернул в единственное открытое круглосуточное кафе, такое же маленькое, как и здание вокзала. В нем стояли только два столика и соответствующее число стульев, а также кемарила вечно голодная кафешная кошка. Присматривавшая за всем молодая грузинка сходу предложила мне сосиски. Да, вот именно так, как нормальный человек спросила: - "Вам сосиски сварить?" Кошка уставилась на меня стандартным прижмуренным кошачьим взглядом, слегка покачиваясь и испуская биоволны желания нахаляву пожрать. Я не стал вычислять сколько раз ее в день подкармливают, решив, что раз хозяйка не выгнала, то от сердечной доброты наверняка что-нибудь бросит, а здоровому мужику, вылезшему с рюкзаком из поезда рано утром, четырех сосисок мало. Иногда полезно быть жадным, хотя бы чтобы попытаться отучить самого себя от хвостопадства.
Когда таксист назвал, сколько стоит проезд до места моего назначения, то мне пришлось поднять брови. Это оказалось втрое дороже, чем плацкарт от Ростова до Новороссийска. Я вышел на троллейбусную остановку, и как раз водитель единственного стоящего на площади троллейбуса проснулся и запустил двигатель. В этом году почему-то много такого происходит в первый раз - поролон везу в первый раз, первым утренним троллейбусом от вокзала еду. Будет и еще. В троллейбусе веселая утренняя кондукторша, напевая что-то под нос, продала билетик и не устроила скандала по поводу размеров моего багажа. Проезд дороже чем в Ростове. Красный пояс, бедность, дороговизна, но люди с утра улыбаются.
Спать хочется. Автопилот. Автобус до Абрау. Никогда ни спрашивайте как доехать до Абрау-Дюрсо. Нет такого места. Есть такое шампанское, а места нет, это два разных поселка, на расстоянии километров пятнадцать друг от друга. Дюрсо на берегу моря, автокемпинговая клоака, одновременно поселок сборщиков винограда. Абрау на берегу озера Абрау, это столица соответствующего шампанского.
Вот оно Абрау. Все ларьки еще закрыты, ан нет продовольственный магазин уже открылся, но он мне не нужен, у меня все есть, все в рюкзаке. Остановка. Зарядил фотоаппарат пленкой "Коника", цветные слайды и вспомнил свойство экспонометров у старых аппаратов - "садиться" со временем. Значит выдержка будет определяться неверно. Посмотрим. Первый кадр - баки с шампанским, здоровенные баки-цистерны лежат на боку в два ряда. Сколько раз за восемь лет я мимо них проходил, трудно даже представить. Их, число можно будет посчитать на слайде. Кадрирую, ловлю ритм баков справа и дорожки с деревьями слева. Поймал. Хлоп. Теперь надо привязать поролон к рюкзаку, чтобы руки были свободны, идти пять километров. Когда очень хочется спать, а нельзя, начинаешь думать над каждым производимым действием, мысленно отслеживая его. Мозг сонно переходит на уровень подсознания и сознание тоже еще работает. Они соединяются и в эти моменты можно разумом оценить подсознательные действия. Поролон. Здоровый. Метр двадцать на два метра, толщиной в семь сантиметров. Рулон в мой обхват двумя руками. Когда покупался, подразумевался как двуспальный. Все может быть. Весит килограмма три, не больше. Привязал. Ножик спрятать. Опять открыть рюкзак. Ножик положить. Закрыть. Одеть. Пошел.
От Абрау до места пять километров, если последнюю часть идти по серпантину, но можно свернуть в паре мест и срезать дорогу, причем очень сильно, сократить почти на километр. По серпантину выходишь к воротам, а когда срезаешь, можно выйти сразу к морю.
Как безумно красиво озеро Абрау в восемь утра. Я даже проснулся. Часть озера и близлежащих гор еще в плотной тени, темны и одноцветны, а где-то солнце между горами пробилось и золотит дома, деревья и само озеро. Небо уже вполне дневного цвета. Не дай бог экспонометр подведет.
Протопал по серой галечной дороге среди засыпанных цементной пылью растений. Дорога покрыта местной галькой, разумеется цементной, по дороге постоянно кто-нибудь ездит, поднимая облака пыли, пыль садится на листву и стебли, из-за чего у пьяного студента-биолога может возникнуть желание написать реферат об изменении цвета растений вдоль дороги в районе поселка Абрау. Все нижние растения устойчиво серые, как будто изваяны местным талантом во славу цемента. Это, в частности, говорит об отсутствии в последние месяцы сильных ветров и дождей. Значит дни жаркие, море теплое.
Свернул с дороги на тропу. На встречу несколько человек. Или матрасники или сумасшедшие дикари. Кто еще в восемь утра в Абрау попрется. Сумасшедший дикарь это тот, кто как нормальный живет в палатке и готовит на костре, при этом рано встает, потому, что не пил и не гулял полночи. В обычной городской жизни это в порядке вещей, здесь это сумасшествие. Тропа пошла вниз и стала уже. Спускаюсь, цепляясь поролоном за ветки, сбиваю ногой с тропы банку из-под "Пепси" и ни с того ни с сего вспоминаю, что в рюкзаке лежит, в частности, бутылка коньяка "Васпуракан", выдержанный, написано восемнадцать лет, не верю, конечно. С кем я буду сегодня его пить?
Море. Девять утра. Снимаю рюкзак. На пляже нет ни одного психа, ни одной психопатки. Солнце уже начинает чувствоваться, а что будет днем? Иду сквозь калитку на которой висит доска с названием этого лагеря, этого места, этого мира. Лиманчик.
Круг 2. Приехал.
Так вот почему никого на пляже нет. В лагере завтрак, веселые жаворонки и качающиеся совы движутся в столовую получить свою порцию приготовленного местными мастерами желудочно-кишечных упражнений. Мне нужен директор лагеря, я хочу купить питание на две недели, чтобы не иметь проблем с дровами, костром, продуктами, супами и мытьем посуды. Я приехал отдыхать, я один и не хочу полдня проводить в заботах о поддержании даже собственной жизни. Заплачу, пусть мне ее поддерживают.
Везет, на директора натыкаюсь сразу у столовой. Теперь все зависит от того, поел он уже или еще нет, то есть уже добрый или еще злой.

• Вы директор? Здравствуйте.
• Здравствуйте.
• Я из Ростова, звонил в профком РГУ, мне сказали, что
  у вас есть все права продавать путевки здесь в лагере.
• Да.
• Я хочу купить путевку, но мне не нужно проживание в домике,
  в палатке лучше.
• Да
• Поэтому я хотел бы купить только питание в столовой.
• Нет, нет мест.
• Неужели (называю сумму) рублей будут лишними?
• А если все дикари придут и начнут требовать питание?
• Я не требую и я пришел один.
• Я не собираюсь решать Ваши проблемы - и пошел есть.
  В принципе, его можно понять - он несет ответственность за ораву студентов, по вечерам, во время дискотек, занимается разборками с местными, дикарей ненавидит за то, что они пьют, за дочкой красоткой надо следить, смена позавчера приехала, сотрудники лагеря наверняка воруют, бывший директор, сошедший с ума цыган Прокопов достает, и еще он не завтракал. Ну и флаг ему в руки, я был свободным человеком и останусь свободным. Не будь бурное утро, можно было бы повоевать и наобещать с три короба или на работу наняться. Из столовой вышел Артур Тамбиев и подтвердил мои мысли:
• Есть места в столовой, есть.
  Иду и думаю, где становиться. Нет никакого беспокойства по поводу того, что у меня отсутствует какая бы то ни было посуда, из продуктов несколько банок консервов. Сейчас поставлю палаточку, найду посудочку, разведу костерчик, поем и лягу СПАТЬ. Со скамейки возле бадминтонной площадки меня окликают
• Эй, можно Вас?
  Елки зеленые это ж Корф! Вот это да! В девять утра в Лимане возле бадминтонной площадки рядом со своим рюкзаком сидит Корф и пьет пиво из банки, зараза. Я от неожиданности аж руку для приветствия забыл подать. Вот и определилось, с кем будет раздавлен коньяк.
• Блин, ты тоже сейчас приехал?
• Касаткин, ну ты здоровый стал, прямо не узнать, садись, хочешь пива.
  Банка холодного, ХОЛОДНОГО пива утром в Лимане. Да, многое в первый раз происходит.
  * Есть предложение стать за компанию.
  * Я так понимаю, что наших здесь никого нет, поэтому вариантов тоже нет.
  * Где будем стоять?
  * В карманах.
  * Да надо сохранить традицию, традиции великая вещь. Кстати здесь должен быть Яблуновский.
  * Найдется. У меня здоровая палатка, она станет разве что в конференц-зале, видишь поролон?
  * Да это круто!
  * Он легкий и очень мягкий, считается двуспальным, правда я не знаю будет ли.
  * Ну, всякое бывает.
  * Дело в том что душу я свою оставил в Ростове.
  * Серега, расслабься, ты очень напряжен, ты ж в Лиманчике.
  * Да, тяжело было, особенно в последнее время, много нервов, особенно из-за женщины.
  * Это святое.
  Пока сидим, пьем пиво и разговариваем, одновременно рассматриваем проходящий мимо противоположный пол.
  * Вот девчушка, глаза очень красивые.
  * Ноги очень полные.
  Через несколько дней узнаю, что эту девчушку зовут самым Лиманским именем - Диана.
  Вот идет человек. Я его знаю. Точно лицо помню, а как зовут, нет. Корф здоровается с ним и угощает его пивом.
  * Только приехали?
  * Да, разными поездами.
  * И из разных городов.
  * И вообще порознь, здесь встретились.
  * Где стали?
  * Вот решаем. Ты не знаешь, карманы свободны?
  * Не знаю.
  * Мы сейчас пойдем, посмотрим.
  Подходит еще один бородатый человек. Тоже знакомое лицо и очень красное, то ли обгоревшее, то ли давление у мужика повышенное. Хрипло здоровается.
  * Голова, голова болит.
  * Отходняки?
  * Да, голова болит.
  * На, пивка.
  * Спасибо.
  * Слушай, есть "Алка-Зельтцер", выпьешь и через пять минут как рукой. Дать?
  * А куда его?
  * В стакан, таблетку бросаешь, шипучка.
  * Давай, я побегу, воды наберу.
  Нам надо решить, где мы будем ставить палатки. Мы взрослые люди, и хотим не мешать друг другу в случае чего, да и вообще. В Лиманчике есть место, где мы обычно живем. Вроде бы, по каким-то слухам, здесь когда-то давно было поселение скифов. Это уникально, потому что в этих местах скифы не жили. Может быть здесь поселился их разведывательный отряд, который потерпел кораблекрушение. Или нет - отряд поселился в бухте, где Новороссийск. Молодые скифы пошли на разведку и увидели это место, где на берегу моря есть озеро, бьет ключ, лето очень ровное и вообще хорошо. Оно должно было очень понравиться именно молодым и они создали свой поселок здесь, ушли из продуваемой Цемесской бухты. Я представил себе эту маленькую деревню, на ровной горизонтальной площадке, защищенную от ветров горами, деревянные скифские домики, вечера на закате, огромный костер, молодых ребят и девчонок, которые уходили целоваться на берег моря. Они были тоже красивые и веселые. Им было всего по шестнадцать лет и они узнавали друг друга. А в тридцать уже становились совсем мудрыми, почти старыми. Берег отделен от поселка пресным озером, его можно обойти с двух сторон по склонам гор. Сейчас в центре лагеря растет толстенный трехобхватный дуб, интересно узнать сколько ему лет. Вряд ли он ровесник скифов, но очень романтично подумать, что именно они его посадили, например, когда покидали это место или, лучше, во славу этого места. Дуб настолько велик, что закрывает своими ветвями половину бадминтонной площадки, половину лавок возле нее и простирает свою тень на довольно большой участок лиманской дороги. Пятнадцать лет назад в моем первом Лиманчике на дубе была прибита электрическая розетка, я сам включал в нее свою бритву. Сейчас розетки нет, но осталась дощечка с ее следами. Может это мне кажется, но вроде бы она стала выше и немного ушла в сторону.
  * Так прямо в воду кидать таблетку?
  * Да, подожди, пока растворится.
  * И как рукой? Через пять минут?
  * Да.
  * Мы вчера много водки выпили.
  Пиво идет просто на ура. Какой-то молодой человек кому-то крикнул:
  * Эй, герой-любовник!
  * Все тут же обернулись - немедленно реагирую, на что бедный Корф поперхнулся пивом. Интересно, знали ли скифы пиво?
  Неграмтный я. Наверное они пили сбитень из меда. Вкусный, сладкий, пьянящий напиток, как поцелуй нежной легкой девчонки, с каждой долей секунды хочется еще и еще. И они целовались и каждый поцелуй был слаще сбитня, потому что его следы еще были у них на губах. Они жили, любили друг друга, рожали детей, старели и умирали. И на склоне горы, среди деревьев было их кладбище. Уже в нашем веке, его полностью исследовали, говорят, что здесь нашли много ценных исторических предметов и где-то в музее они хранятся и в книгах написано о поселении скифов в районе поселка Дюрсо недалеко от Новороссийска. А от раскопок остались вырытые площадки, они не могут быть природными, поскольку находятся на склоне горы, где нет рек и не дует ветер и иногда это даже не площадки, скорее овраги-котлованы. Всего таких мест четыре, их назвали карманами. По соседству кто-то еще, уже не так давно, сделал горизонтальные поверхности под палатки и карманов стало двенадцать. И совсем недавно Макс Тараненко соорудил жердочку на двухместную палатку и сиденье на четверых. Тринадцатый карман. Кто их так назвал, неизвестно, но в этих местах палатки видно только с близкого расстояния, живешь как в кармане у горы, под ее защитой. Это отдельные квартиры, по сравнению с левой горой, где общага. Мы не думаем, что живя на бывшем кладбище, беспокоим духов, их давно разбудили археологи, не оставив тут ничего материального. Духи живут здесь и охраняют нас, мы приезжаем сюда каждый год и первый глоток из стакана отливается на землю, Лиманскому богу. Скифские духи относят глотки ему и он делится с ними.
  Однако уже двенадцать часов. Пиво у Корфа кончилось.
  * Серега, сходи ты, твоя очередь угощать.
  * А где?
  * В столовой справа от фонтанчика, увидишь.
  Я беру в этом даже не мини, микромагазинчике две поллитровые банки холодного пива "Бавария". Нормально придумано - дверь в подсобные помещения столовой открыта, коридор отгорожен стелажем и стоит мужик, торгует. Это не просто столик или прилавок. На площади в три квадратных метра он продает довольно много полезного, даже холодильник с мороженным стоит.
  * Ну мы сейчас ужремся тут.
  * Пиво темное - определяю на вкус.
  * Тем более.
  Действительно, пиво серьезное - восемь целых шесть десятых процента алкоголя. Такая баночка почти равна бутылке сухого вина.
  * У меня в рюкзаке лежит хороший коньяк, армянский.
  * Дойдет дело.
  * У меня традиция, привозить в Лиман бутылку хорошего коньяка и выпивать ее.
  * Ну вечером найдем девчонок каких-нибудь.
  * Нет, выпивать днем, как только поставил палатку, открыть коньяк и уже никуда не спешить.
  * Да, это действительно кайф, выпить днем и почувствовать себя уже в Лимане.
  Однако же пора определить место постоянной дислокации и остепениться. Корф сходил в карманы и вернулся огорченный.
  * Конференц-зал занят, там чужая палатка стоит, корфятник тоже.
  * Другие свободны?
  * Да, схожу я на левую гору.
  На левой горе он нашел очень красивое место, там видимо кто-то недавно жил, остались лавки и стол. Место на краю обрыва, прекрасный вид, тень, я это место знаю. Мне сейчас все равно где становиться, лишь бы влезла здоровая трехместная палатка. В карманах это конференц-зал, но он уже занят. Корф хочет в карманы он привык к ним, да и я там жил несколько лет. Карманы это не только место, это общество, это старые друзья, которые будут приезжать и становиться на своих обычных стоянках или рядом с ними. Я сходил на стоянку Ай-Яя, в айяйство и был очень расстроен тем, что кто-то срубил деревья, стоянка завалена ветками, выглядит голо. Айяство разгромлено. Просто беда какая-то. Как же Ай-яй будет натягивать свой тент? Положительным результатом моего похода явилось то, что я нашел место для своей палатки и оно было в карманах.